АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников родины. Самый известный и самый большой из четырех женских концлагерей. Аж 30 тыс. гектаров.
У Акмолы, прежнее название Астаны, два перевода: «белое изобилие» (здесь разводили скот, производили молочные продукты) и «белая могила». В эту «могилу» их бросали живыми.
Сейчас от лагеря следов практически не осталось. Но ступать по сухой каменистой степи жутко. Тысячи и тысячи здесь стерты в пыль…
Идем к монументу. Год назад его открывал президент Назарбаев. Поднявшись к «Арке печали» — символу памяти живых об истребленных, он говорил, что Казахстан волей истории оказался местом ссылки и каторги: «Ни в одной стране мира не поступали столь бесчеловечно с семьями врагов режима. Женщин и детей ссылали в голую степь, обрекая на голод, болезни, мучения, гибель только потому, что они родственники ранее репрессированных».
6 января 1938-го в лютый мороз под сорок сюда прибыла первая партия женщин. Сроки — от восьми до десяти. Многие с малышами (потом выживших детей отправляли в спецприемники, детские дома особого режима). Прибавьте к морозу шквалистый ветер. «Нас привезли на машине, высадили и сказали: «Вот вам земля…» Нас собралось 12 тысяч женщин со всего Советского Союза. Строили бараки, в каждом помещались 300 человек. Нашлись среди нас строители… Пока строили, спали прямо на улице. Построили баню, чтобы мыться. Вши завелись, ужасно. Столько времени сидели в тюрьме и ни разу не мылись. Представляете, каково это женщинам? Питание ужасное: пшенная каша и баланда. Мясо не видели никогда. Иногда давали коровьи ноги — волосатые копыта, ночью мы их чистили, просушивали и варили. Что ни сваришь — все съешь, мы ведь были голодными» (из воспоминаний Анны Григорьевны Яндановой).
Открытие лагеря прошло в начале 1938 на базе 26-го поселка трудопоселений как исправительно-трудовой лагерь «Р-17». В отличие от большинства лагерных отделений Карлага, 17-е отделение было окружено рядами колючей проволоки, по периметру расставлены вышки охраны. На территории лагеря располагалось озера, в котором росли камыши. Зимой камышами отапливали бараки.
10 января 1938 года в лагерь поступили первые этапы. Процедура ареста происходила, по определенной схеме. Жен арестовывали позднее мужа, поскольку вынести приговор жене могли только после осуждения мужа. Иногда в число ЧСИР входили и ближайшие родственники — сестры, родители, дети. Так, например, в одном лагере могли находиться мать и дочь. Заключенных было настолько много, что руководству Карлага пришлось перераспределять последующие этапы ЧСИР в другие отделения лагеря. Позже было создано специальное отделение, которое носило название — Спасское.
По не полным данным число репрессированных превысило 18 000 осужденных, в том числе по Москве свыше 3000 и по Ленинграду около 1500.
В лагере существовали специальные условие, в частности была запрещена всяческая переписка, получение посылок. Существовал специальный запрет на работу по специальности, но большинство женщин с «нужными» лагерю профессиями все же трудились по специальности. Большинство больных людей, детей и стариков работали на швейных и вышивальных фабриках.
Музыканты, поэты, учителя были заняты на сельскохозяйственных полях, а также в качестве подсобных рабочих на стройке.
Первые годы существования в лагере, были самыми тяжелыми для заключенных. Теснота, тяжелая работа, непривычный быт — все это делало жизнь особенно мучительной. В мае 1939 года был издан приказ ГУЛАГа, во исполнение которого в течение лета-осени отделения Темлага, Сиблага и Карлага, где были сконцентрированы ЧСИР, были переведены со «спецрежима» на общелагерный. Женщинам была разрешена переписка, был снят запрет использование специалистов по их рабочим специальностям, женщины смогли получать посылки. Многие смогли узнать о судьбе своих мужей и детей. Переход на общелагерный режим означал, в частности, что ЧСИР не являются больше «спецконтингентом», который должен быть изолирован от других заключенных. Теперь заключенных можно было переводить в другие лагпункты и лагеря.
ГУЛАГ — главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключений (1930-1960)
КАК УЗНИЦЫ АЛЖИРА СПАСЛИ САД И СЕБЯ
Их заставляли собирать камыш, рыть арыки и высаживать сады. Много было посажено малины, так и появилось прежнее название поселка
Малиновка. От этих садов и огородов ничего не осталось. А когда-то женщины берегли их ценой собственной жизни.
Бывшая узница лагеря Минтай Даукенова рассказывала нынешним местным жителям, что, когда они посадили 600 яблоневых саженцев, зайцы начали грызть их кору, поскольку зима выдалась суровой и есть им было нечего. Руководство лагеря тогда распорядилось, что если пропадет хоть один саженец, то начнут расстреливать заключенных. Женщины решили делиться хлебом с зайцами. Возле каждого саженца они оставляли кусочки хлеба. Зайцы поднимали эти крошки, не трогая кору высаженных деревьев. К весне яблоневый сад был сохранен. На его месте стоит теперь музейно-мемориальный комплекс «АЛЖИР».
«КУРТ — ДРАГОЦЕННЫЙ КАМЕНЬ»
Когда в 1990 году бывшая заключенная Акмолинского лагеря жен «изменников» родины Гертруда Платайс приехала в Казахстан, она рассказала сотрудникам музея «АЛЖИР», как впервые увидела местных казахов и как они отнеслись к заключенным женщинам. Одним зимним утром женщины-узницы несли с озера Жаланаш охапки камышей. Через некоторое время на берегу озера появились старики и дети, которые по команде старших начали бросать в этих женщин камни. Конвоиры начали громко смеяться: мол, видите, вас не только в Москве, вас и здесь, в ауле, не любят.
Оскорбленные женщины думали, ну что же вы, старики, чему своих детей учите?! Но вот одна женщина споткнулась об эти камни, а когда упала рядом с ними, то почувствовала запах молока и сыра. Она взяла кусочек и положила в рот — он показался ей очень вкусным. Она собрала эти камушки и принесла в барак. Там были и заключенные женщины-казашки. Они сказали, что это курт — высушенный на солнце соленый творог.
Воспоминания Гертруды Платайс легли в основу стихотворения «Курт — драгоценный камень». Его автор — преподаватель истории Раиса Голубева. Она живет в селе Новоишимка Акмолинской области. Вот отрывок из ее стихотворения, предоставленный нам сотрудниками музея «АЛЖИР»:
О, Господи, да это ведь не камень.
От него так пахнет молоком.
И в душе затрепетал надежды пламень,
А в горле встал ком.
Так вот что придумали старики!
Вот за что женщины детьми рисковали!
Они нас от болезни берегли,
Они нас от безверия спасали.
Они поняли, что мы не враги,
А просто несчастные женщины.
И чем смогли — помогли,
Поразив нас своей человечностью.
Я молча поползла по льду,
Собирая драгоценные камни.
Теперь я отвратила от них беду,
Спасая их от охраны.
А ночью в холоднейшем бараке,
На оскверненной палачами земле,
Я, немка, молилась мусульманскому богу,
Да ничего не просила себе.
Я просила старикам здоровья,
Женщинам-матерям — счастья.
Особенно я молилась за детей,
Чтобы они не видели несчастья.
Я прошла все круги ада,
Потеряла веру и друзей,
Но одно я знаю,
Что только так и надо воспитывать детей.
Теперь эту историю Гертруды Платайс пересказывают посетителям Музейно-мемориального комплекса жертв политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР». Раиса Жаксыбаева, руководитель экскурсионного отдела, говорит, что местные жители охотно помогали заключенным женщинам, поскольку сами в 1930-х годах узнали Голод и лишения.
ПЛИСЕЦКАЯ — УЗНИЦА АЛЖИРА
В Акмолинском лагере сидела Рахиль Плисецкая, мама известной русской балерины Майи Плисецкой. Ее осудили на восемь лет.
Первоначально Рахиль Плисецкая была заключена в Бутырскую тюрьму, а после приговора как жена «врага народа» этапирована в Акмолинский лагерь жён «изменников» родины, куда она приехала с сыном Азарием.
— Ему было тогда восемь месяцев. Сейчас ему 73 года, и живет он в Швейцарии. Мы с ним переписывались, общались. Он говорил, что хотел бы приехать сюда. В прошлом году он приезжал к нам, — говорит Раиса Жаксыбаева нашему радио Азаттык.
В АЛЖИРе Рахиль Плисецкая сидела недолго. В результате прошений и хлопот родных через некоторое время ее перевели на вольное поселение в Шымкент.
Михаил Зельцер, сын другой заключенной, Брайны Лурье, мать которого находилась в лагере вместе с Рахиль Плисецкой, наиболее полно описывает контингент заключенных в своем рассказе в изданной в 2002 году алматинским издательством «Жети жаргы» книге «Страницы трагических судеб»: «Кого только не собрал лагерь — здесь находились и артистки, и ученые, и инженеры, и преподаватели. Лошадьми с ассенизационными бочками поначалу управляли дамы в шляпах. Шляпы потом поистрепались, и все приобрели лагерный вид».
Бывшая узница АЛЖИРа Мария Даниленко из Харькова в своих воспоминаниях в той же книге «Страницы трагических судеб» пишет, что у 90 процентов заключенных было высшее образование.
В музее АЛЖИРа хранится ее летнее платье оранжевого цвета, шляпа и туфли. Судя по всему, Мария Даниленко в этом наряде приехала в лагерь, говорят сотрудники музея. В своих воспоминаниях она рассказывала, что в июле ее вместе с другими женщинами загрузили в телячьи вагоны с наспех сооруженными нарами.
Известные узники
§ Лисициан, Мария Вартановна — тренер по художественной гимнастике, главный тренер сборной СССР (1963—1971)
§ Мессерер-Плисецкая, Рахиль Михайловна — актриса кино, мать Майи Плисецкой (находилась в лагере с грудным ребёнком).
§ Сац, Наталия Ильинична — советский режиссёр и театральный деятель
§ Сербина, Ксения Николаевна — историк и археограф, публикатор «Книги Большому Чертежу».
§ Соломянская, Лия Лазаревна — деятель советского кинематографа и журналистка, мать Тимура Аркадьевича Гайдара.
Условия содержания заключённых
В отличие от большинства лагерных отделений Карлага, 17-е отделение было обнесено несколькими рядами колючей проволоки, были установлены вышки охраны. На территории лагеря располагалось озеро, заросшее камышом. Камыш служил для отапливания бараков зимой и для строительства летом.
Условия содержания не отличались от общих в Карлаге. Существовавший первые полтора года режим «особого лагерного отделения»[5] накладывал дополнительные ограничения на заключённых. В частности, была запрещена переписка, было запрещено получение посылок, существовал запрет на работу по специальности. Тем не менее, большинство женщин с «нужными» лагерю профессиями работали по специальности [6]. Специалисты гуманитарного профиля (музыканты, поэты, учителя и т. д.), получившие на медицинской комиссии категорию «ТФ» [7], были заняты на сельскохозяйственных полях и в качестве подсобных рабочих на стройке. Больные, немощные, старики и дети работали на вышивальной и швейной фабриках[8].
Степанова Галина Евгеньевна родилась в 1914 в городе Ярослав. Перед арестом проживала в Москве, студентка Московского института инженеров транспорта. 26 ноября 1937 года была арестована как жена арестованного ранее мужа Ключникова Андрея Михайловича. Вместе с мужем подвергся аресту дядя, Степанов Сергей Евгеньевич. Осуждена в Бутырской тюрьме Особым совещанием НКВД — «Тройкой». Приговорена к 5 годам лагерей. С января 1938 года по декабрь 1942 года отбывала наказание. Место отбывания наказания — 26 точка Карлага. Затем — ссылка в Петропавловск. Реабилитирована 6 октября 1956 года Военной коллегией Верховного суда СССР.
Однажды в камеру втолкнули маленькую, худенькую женщину. Она озиралась по сторонам и в испуге жалась к дверному косяку. На нее, как обычно, посыпались вопросы: «Кто вы? Когда с воли? Что знаете?» В ее глазах стоял ужас, и вместо ответов она отрицательно качала головой.
— Да отвечайте же,- настаивали женщины.
— Я не могу. Вы будете меня бить.
— Успокойтесь, вас здесь никто не тронет. Мы все здесь такие же, как и вы, несчастные. Вы жена?
— Нет, я сестра.
— Чья сестра?
— Тухачевского.
Это была Маша Тухачевская. После процесса вся семья Тухачевского была арестована. Сестра долго сидела на Лубянке. Потом ее перевели в Бутырку.
Тюремный день с его процедурами отвлекал от горьких дум. Утренняя поверка, оправка в грязной тесной уборной, где под краном с ледяной водой надо было помыться и что-то постирать. Потом раздача паек хлеба, баланда, десятиминутная прогулка в каменном мешке — совсем как на картине Ван Гога. После вечерней поверки и окрика надзирателя: «Лягайте» — начиналась ночь, а с ней вызовы на допросы, душевные муки, страх, предчувствие худшей беды.
Дверь отворялась и зычный окрик: «Такая-то без вещей»- будил камеру. А когда удавалось заснуть, снилось всегда одно и то же.
Снилось, что я на воле, дома, в институте, у моря, в гостях, но всегда на воле — свободная, счастливая. Во сне я часто рассказывала, что мне снился страшный сон, будто я арестована и сижу в тюрьме. Пробуждение было ужасно. Тюрьма была не сном, а действительностью, а свобода, родные люди, дом — все сном…
— Боже мой, почему этот ужас не сон? Почему сон — та моя нормальная человеческая жизнь? Почему я здесь? За что я здесь? Я, ни в чем не повинная, никому не причинившая зла, не совершившая никакого аморального поступка, я, к которой все всегда хорошо относились, любили, я в тюрьме, где раньше сидели лишь преступники, убийцы, воры. Слезы бежали из глаз. В отчаянии я кусала руки, чтобы не рыдать громко, не будить таких же, как я, несчастных.
Ночью мы тревожно прислушивались к отдаленным крикам.
ОСТАТКИ ЛАГЕРЯ АЛЖИР
На территории бывшего Акмолинского лагеря жен «изменников» родины стоит большой поселок Акмол с четырех-пятиэтажными панельными домами, универмагом, клубом. Поселок окружают большие тополя, посаженные заключенными.
От лагерной инфраструктуры мало что сохранилось: заброшенный, разваливающийся барак саманного типа; баня, в которой находится сейчас электростанция, а также здание проходной — где проверяли заключенных. Его потом достроили, и теперь это частный дом.
Александр Тайгаринов, местный житель, сын репрессированных, говорит, что лагерь был большой. «Когда был маленьким, на велосипеде, куда ни поедешь, — обязательно проколешь баллон. Все было в колючей проволоке. Большая территория была», — говорит он в интервью нашему радио Азаттык.
Александр Тайгаринов говорит, что бараки были длинные, стояли в два ряда. Они были построены из самана, поэтому все развалились.
Когда был маленьким, на велосипеде, куда не поедешь, — обязательно проколешь баллон. Все было в колючей проволоке. Большая территория была.
«В спальном бараке, где одновременно прозябало 360 человек, воздух был спертый. Женщины, чтобы выжить, собирали по помойкам кочерыжки и варили себе похлебку в котелочках в топках, вонь стояла на весь барак. Конвоир, приводивший нас к месту, гнушался заходить внутрь из-за запаха, обычно он просил кого-нибудь из дежурных старушек пересчитать заключенных. Наши дамы шутили: „Стерегут нас как золото, а ценят как г…“» — пишет в своих воспоминаниях бывшая узница Мария Даниленко.
Михаил Зельцер, сын узницы Брайны Лурье, который жил с мамой в этом лагере, рассказывал, что зона была окружена высокой колючей оградой, по углам — вышки с часовыми, за ней — перепаханная земля и небольшие столбы, между которыми натягивали проволоку.
МУЗЕЙ АЛЖИР
Музейно-мемориальный комплекс открывается монументом «Арка скорби», символизирующим вход в священную землю, где происходит встреча двух миров — живых и мертвых, встреча прошлого и настоящего. В то же время «Арка скорби» олицетворяет женщину-мать, оплакивающую потерянного мужа, детей, молодость… Проходя под «Аркой скорби, не забудьте склонить голову перед памятью о погибших женщинах!
Две композиции «Отчаяние и бессилие», «Борьба и надежда» — словно история семьи, навечно разлученной жестоким временем. Первая композиция олицетворяет бессилие, отчаяние, потерю путей к освобождению, невозможность помочь любимой. А напротив сидит женщина, поднявшая голову вверх. Она уставшая, изможденная, но не сломленная.
Погрузиться в атмосферу репрессий помогает тоннель, на стенах которого изображены трагические моменты расставания с детьми, жестокий и несправедливый суд тройки, тюремная камера и карцер.
Композиция, расположенная в центре зала, вселяет надежду на будущее, на светлое и счастливое будущее. Пробивающийся сквозь гранитный камень «Цветок жизни», напоминает, что жизнь продолжается, не смотря на горе, беды, выпавшие на судьбы тысяч невинных жертв той страшной эпохи беззакония.
Над цветком кружат голуби, белые голуби — символы мира. Композиция «Свобода и неволя» олицетворяет судьбы тех, кто навеки остался узницами «АЛЖИРа», и тех, кто вырвался из застенков на свободу.
Экспозиция музея расположена по периметру зала, что вовлекает посетителя в замкнутый круг и погружает в историческое прошлое Казахстана. Выставленные в 12 витринах копии приговоров, фотографий, схемы, карты, копии документов на арест и расстрел, предметы старинного быта, оружие, все это отражает этапы борьбы казахского народа против массовых репрессий. Среди ярких борцов за независимость можно отметить Кенесары Касымова, выступавшего против колонизаторской политики царской России.
Большую роль в судьбе Казахстана сыграли представители политической партии «Алаш» Алихан Букейханов, Ахмет Байтурсынов, Мыржакып Дулатов и др. Стараясь создать свободную демократическую республику, они отвергали жестокий тоталитарный режим, отрицающий традиции, культуру, язык и тысячелетний уклад жизни народов.
Жертвой неслыханного по своим масштабам террора мог стать любой человек, независимо от национальной и социальной принадлежности. Государственные и общественные деятели Турар Рыскулов, Ныгмет Нурмаков, Темирбек Жургенев, выдающиеся ученые Санжар Асфендияров, Мухаметжан Тынышбаев, поэты, писатели Сакен Сейфуллин, Магжан Жумабаев и тысячи представителей казахской интеллигенции были погублены сталинским произволом.
6 января 1938 года в Акмолинский лагерь прибыл первый этап женщин с детьми до трех лет. Это были женщины со всех концов Советского Союза: с Москвы и Ленинграда, Украины и Белоруссии, Грузии и Армении. Весь путь до лагеря представлял собой борьбу с нечеловеческими условиями сталинского вагона. Теснота и духота летом, иней на решетках окон зимой, нехватка еды и воды, нескончаемые проверки и окрики охраны, вот что сопровождало несчастных женщин дни, недели, а то и месяцы дороги до Акмолинска. Все это отражено в Сталинском вагоне, установленном на территории музея.
Среди узниц «АЛЖИРа» были широко известные на всем постсоветском пространстве женщины певица Лидия Русланова, актрисы Татьяна Окуневская, Наталья Сац, жены поэтов и писателей, жены государственных деятелей: Все они известные или неизвестные, сами строили для себя бараки в метель и жару, пахали, сеяли, пасли коров и овец, вручную проводили арыки к огородам и садам, выкапывали пруд. О трудовых буднях лагерной жизни дает полное представление экспозиция выставочного зала «Узницы «АЛЖИРа».
Осматривая представленные в диораме «АЛЖИР» маленькие хрупкие фигурки узниц, окруженных вооруженным конвоем и лающими собаками, железную кровать, охапку камыша, обрывки детских писем в «Бараке», «Кабинет следователя» со зловещим портретом Сталина, «Швейный цех», сквозь решетки которого смотрят уставшие глаза, понимаешь, что только сильные духом и честные совестью могли вынести все моральные и физические муки.
Память о перенесших на себе все тяготы трудовых лагерей увековечена на Стене Памяти с именами 7620 узниц «АЛЖИРа».
ПОМНИТЬ И ХРАНИТЬ
акмолинский лагерь изменник репрессия
Музеи, как и храмы, своего рода целители наших душ. Даже в суровой суете будней люди не забывают приходить сюда. Здесь собирается и бережно хранится память о людях, событиях, которые, спустя некоторое время, становятся историей. И в какие бы времена мы ни жили — историю не перечеркнёшь.
Рано или поздно в душе каждого человека просыпается ностальгия, зов прошлого, воспоминания о своих истоках, о своих предках, о своей малой Родине. С 31 мая 1997 г. в Казахстане отмечается как «День памяти жертв политических репрессий».
Десять лет спустя, 31 мая 2007 г., в с. Акмол (с. Малиновка) по идее Президента РК был воздвигнут «Музейно-мемориальный комплекс жертв политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР».
Учитывая важность и ответственность перед памятью жертв политических репрессий и перед историей, руководство музея обращалось ко всем казахстанцам и жителям других государств оказать помощь в сборе сведений, материалов и экспонатов об истории политических репрессий в Казахстане.
С момента открытия музея «АЛЖИР» благодаря труду потомков репрессированных, а также собирательской работе научных сотрудников, фонд музея составил около 9 тыс. единиц хранения экспонатов музейного значения.
Сохранение памяти и рассказы молодому поколению о прошлом, которое выпало на долю многих невинно осужденных людей, — основное направление и задача музея «АЛЖИР» сегодня.